Языкознание - Tilshunoslik - Referatlar

Языкознание

Yuklangan vaqt:

20.09.2019

Ko'chirishlar soni:

0

Hajmi:

137.5 KB

Ko'chirib olish

www.arxiv.uz Языкознание Режа: 1. О составных частях когнитивной лингвистики 2. К истории изучения современной романистики

www.arxiv.uz О СОСТАВНЫХ ЧАСТЯХ КОГНИТИВНОЙ ЛИНГВИСТИКИ Когнитивная лингвистика, уже получившая статус отдельного аспекта исследования языка, занимается созданием специфической системы и модели, которая включает все процессы, происходящие при понимании связного текста [1]. Основой когнитивной лингвистики считается национально-лингво-культурная совокупность, состоящая из представлений и менталитета общества, закрепленная в сознании его членов. С когнитивной точки зрения наибольший интерес представляет понимание речи по сравнению с говорением и чтением. Понимание речи становится возможным в результате поступления слуховых импульсов в центры, находящиеся в обоих (левом и правом) полушариях мозга, которые связаны с верхним отделом ствола головного мозга, а от него – нервные импульсы направляются в кору головного мозга. В свою очередь от него серия импульсов направляется к дыхательным, фонационным и артикуляционным мышцам [2]. Порождение речи представляет такой сложный процесс, в котором все «языки мозга» [3], его импульсы, или «языковые инстинкты» [4] взаимосвязаны и взаимообусловлены. Когнитивная лингвистика признает важность речеобразовательной стороны, вообще речевой деятельности человека, связанной с познанием. Дальнейшая категоризация явлений в сознании человека в качестве стереотипов, в свою очередь, фрейм- структур, т.е. когнитивных единиц, формируемых клише или штампами сознания, требует выделить особую часть когнитивной лингвистики, названную нами «когнитивной

www.arxiv.uz фонологией», наряду с когнитивной семантикой. Эта мысль получает свое подтверждение в определении известного английского лингвиста проф. Д.Кристала, который почему-то не использует термин «когнитивная фонология» и не выделяет ее в качестве одной из составных частей когнитивной лингвистики. Проф. Д.Кристал пишет: «Лингвистическая теория, которая рассматривает язык в качестве интегральной части познания, средства, в которых когнитивное содержание получает свою структуру, называется когнитивной грамматикой, или же оригинально грамматикой пространства ( space grammar ). При таком подходе, - пишет Д.Кристал, - основная функция языка заключается в символизировании концептуализации средствами фонологии. Грамматика же рассматривается в качестве неотъемлемого значимого (или «символического») компонента теории, связывающего семантику (с точки зрения концептуалистических терминов) с фонологией. Такое спаривание форм и содержаний организует связь между установленными (закрепленными) моделями неврологической деятельности («единицами»), которые служат как шаблон для категоризации выражений. Каждая единица (семантическая, фонологическая, символическая) соответствует одному аспекту структуры…» [5]. Далее Д.Кристал отмечает, что когнитивная лингвистика (он использует термин «когнитивная грамматика») имеет свои составные части или аспекты, такие как фонологический, семантический и грамматический, а также определяет и задачу каждого из них. Так, например, грамматические классы и конструкции анализируются в качестве

www.arxiv.uz конфигураций в символических структурах и, соответственно, различают номинации (вещи, фразы с существительными) и относительные выражения (отношения, т.е. глаголы, предлоги, прилагательные, части сложных предложений). Грамматические правила представляются в качестве абстрактных «конструктивных схем». Что касается когнитивной семантики, то она «… идентифицирует значение с концептуализацией – структурами и процессами, которые представляют часть психического опыта» [5]. С когнитивной точки зрения значение понимается очень широко, «энциклопедически … не признавая границу между лингвистическим и экстралингвистическим мирами». Д.Кристал считает, что значение связано с «реальным существом» и поэтому лексические единицы – типично полисемные (« polysemous »); они анализируются в качестве сети относительных сознаний. Таким образом, когнитивная лингвистика состоит из когнитивной грамматики и когнитивной семантики, причем грамматика обычно делится на морфологию и синтаксис, но здесь больше подходит морфо-синтаксический подход исследования, т.к. в морфологии возникают трудности, связанные с категоризацией частей речи и морфем. Если когнитивная грамматика и когнитивная семантика существуют в качестве составных частей когнитивной лингвистики, то должны быть признаны и другие области исследования этого интересного смежного направления: когнитивная фонология и когнитивная стилистика. Тем более не используя эти термины, часто пишут об объекте их исследования. Так, например, М.Бирвиш пишет: «Обычное

www.arxiv.uz понимание языка включает отображение речевого сигнала S в фонетическую репрезентацию P , которая организована в виде последовательности фонетически определенных словоформ и релевантных суперсегментных признаков» [6]. Все что сказано здесь относится к задачам когнитивной фонологии, которая, с нашей точки зрения, сама в реальности тесно связана с сознанием. Иначе мы не могли бы разграничить значения слов, морфем и предложений в тексте, которые после сложной обработки в памяти, в мозге человека сознательно соотносятся со своими значениями. В процессах порождения и понимания текста действует ряд так называемых «стилистических стратегий» [1], которые дают возможность пользователям языка производить выбор между альтернативными способами выражения примерно одного и того же значения. Слушатель воспринимает стратегическое использование стилистических маркеров для определения различных эмоционально- экспрессивных свойств говорящего или социального контекста, таких как гнев, любовь, ненависть, радость и т.д. В сущности, эта область изучения стилистических стратегий относится к объекту когнитивной стилистики. Хотя последний термин не используется, но в фоностилистических исследованиях изучаются интонации гнева, радости, сомнения и т.д. Следует особо отметить связь когнитивного и прагматического аспектов. Последний занимается изучением значения в социальном контексте с учетом включения вопросов национально-лингво-культурной совокупности, а также перспективы осознанных высказываний в тексте или дискурсе в зависимости от ситуации [7].

www.arxiv.uz Таким образом, когнитивная лингвистика, на наш взгляд, состоит из следующих составных частей: когнитивная фонология, когнитивная грамматика, когнитивная семантика и когнитивная стилистика, которые тесно взаимосвязаны между собой. К ИСТОРИИ ИЗУЧЕНИЯ СОВРЕМЕННОЙ РОМАНИСТИКИ (Универсализм и типология) Для понимания специфики современной романской лингвистики ( J . Brun ,1985) необходимо учитывать истоки её зарождения и последующего развития. Так, если обратиться к XIII - XIX вв., то здесь выделяется четыре периода романистики, для каждого из которых характерен переход от изучения универсального к изучению частного, а затем обратный – от интереса к отдельным конкретным феноменам к универсализму ( G . Bossong , 1990; P . Caron , 2004; B . Cerquiglini , 2007). Период позднего Средневековья известен интересом к универсалиям, законы функционирования которых изучались на основе результатов анализа явлений синтаксиса и семантики. В следующий период, период раннего Гуманизма, в центре внимания оказался феномен многообразия языков ( L .- J . Calvet , P . Griolet , 2005) и наличия у каждого из них своих особенностей. Возврат к универсализму происходит в эпоху Просвещения, когда на основе философского рационализма начинают рассматриваться общие принципы языкового

www.arxiv.uz функционирования в отрыве от анализа систем отдельных языков. С начала XVIII в. происходит решительный поворот к изучению собственно языковых феноменов: формируется сравнительно-историческое языкознание. В XX веке вновь в центре внимания универсальное лингвистическое мышление, ориентированное на решение актуальных прикладных задач в области дидактики ( Fr é d é ric Bablon , 2004; Ren é Tarin , 2006), урбанизации языка ( M .- M . Bertucci et D . Delas , 2004; Th . Bulot , 2004), лингвосоциологии ( J .- M . Eloy , 2004; J . Laponce , 2006), контактирования языков ( G . A . Bertrand , 2007; L . Gajo e . a ., 2005), текстопорождения ( O . Houdart , S . Prioul , 2006) и др. При изучении истории и современного состояния романистики следует исходить из следующего условия: под романскими странами понимается прежде всего обширный ареал, расположенный на западе и юге Европы. Для этого региона характерны одни и те же процессы, а именно: формирование новых романских языков, изменение роли латинского языка, дифференциация последующих латинско- романских контактов. Первый период универсализма охватывал грамматику, которая рассматривалась как универсальная субстанция в рамках схоластического мышления. В это время влияние классических латинских грамматических взглядов признается основным фактором, воздействовавшим на формирование схоластического филологического мышления. Другим существенным моментом явилось распространение идей Аристотеля и классической арабской филологии о взаимосвязи теории и практики и

www.arxiv.uz главенствовании первой над последней. Именно признание примата теории явилось толчком к расцвету универсализма в период с 1240 г. по 1320 г. Распространению универсализма способствовали также 1) отсутствие государственных границ в современном понимании этого слова и 2) стремление к уравниванию своего родного языка с латынью. В этой связи универсализм процветал во Франции. В то же время он не прививался в странах с множественными иноязычными контактами: в арабизированной Испании и странах Средиземноморья. Не случайно именно эти регионы стали впоследствии колыбелью практического языкознания, ставившего своей задачей описание систем отдельных романских языков: каталанского, провансальского, испанского и – позже – итальянского. Квинтэссенцией универсализма этого периода стало учение модистов, впервые представившее теорию семантики и заложившее основы современного представления о теории семиотики. Для этой эпохи показательно игнорирование эстетического аспекта языкового функционирования. Конец же этого периода знаменуется радикальной переоценкой роли мышления в создании языковой системы. Риторика как бы растворяется в грамматике. При этом учитываются лишь регулярные грамматические явления, а также логические законы синтаксиса и семантики (Причем для этого берутся специально конструируемые отдельные предложения). В последующий период Гуманизма стала формироваться уже совершенно иная традиция. С XIV в. начинают одновременно действовать два процесса: 1) возвращение интереса к истинной классической латыни (т.е. это не была

www.arxiv.uz латынь Присциана и Доната, принимавшаяся раньше за подлинной образец) и 2) освобождение от догмата латыни систем только что сформировавшихся новых романских языков. Характерным для всего периода Гуманизма стал интерес к отдельному языку как к самобытному явлению. Он зародился в Испании в трудах Небрихи, Альфонсо Мудрого и др. Для них естественным было признание историчности языка и его стремления к совершенствованию. Более того, считалось возможным также изменение языка и его подверженность искусственным преобразованиям. Несколько позднее сторонниками этого подхода стали итальянцы ( S . Gensini , 1980; H . Geckeler , 1989). На формирование французской лингвистической школы середины XVI в. большое влияние оказала работа “Защита и прославление французского языка” дю Белле. Здесь впервые отмечается отказ от диалога в пользу теоретического труда, а потребностями развития национальной литературы обосновывается необходимость фиксации лингвистической нормы. Важный вклад в описание французского языка внесли грамматика Жака Дюбуа (1531) и работы по реформе орфографии Луи Мегрэ (1550). Анализ родного языка привел французских филологов к постановке общетеоретических проблем: диатопической вариативности и диахронической нестабильности языка. Наличие сходных явлений в других романских языках позволило перейти к обобщениям. В итоге изучение диатопической вариативности заложило основы французской диалектологии, а изучение диахронической нестабильности

www.arxiv.uz привело к теории лингвистических изменений ( A . Martinet , 1975 c .10-14). Новый виток универсализма приходится на 1587 год, когда в университете Саламанки Санктиус (Франсиско Санчес де лас Брозас) написал “Минерву”. Начался вторичный универсализм: от “всеобщей и универсальной грамматики” (1660) к универсальности французского языка. Для этого периода характерно новое использование модели латыни не как образца и основы романских языков, а как квинтэссенции языковой системы. Это абстрактная модель, которая фиксирует структурные и логические черты, обязательные для языковых систем. Идея создания всеобщей логически упорядоченной модели грамматики нашла свое воплощение в грамматике Пор-Рояля. Дальнейшее развитие рационализма XVII в. дало во французском языкознании дуалистическое картезианское понимание феномена языка. В эпоху Просвещения это привело к переходу от анализа предложения (как проявления логической структуры) к рассмотрению его как естественно продуцируемого линейно построенного продукта речи – высказывания. Во Франции XVII - XVIII вв. теория языка развивалась по нескольким направлениям, учения, в основном, носили семиотический характер. Прежде всего следует выделить Пор-Рояль и Военную королевскую школы, а концепции отдельных исследователей представлены такими именами, как Кордемуа, Э. Кондильяк, Н.Мальбранш и др. ( A . Robinet ,1978, c .10-12). Философия языка в грамматике Пор-Рояля [ Grammaire g é n é rale et raisonn é e , ou La Grammaire de Porte -

www.arxiv.uz Royal / Ed . crit . pres . р ar H . E . Brekle .- Stuttgart , 1966-1976.– T .1-2] восходит к концепции Августина, согласно которой любая наука имеет целью изучение вещей или знаков, но вещь может быть познана только через знаки, которыми являются слова. Главным для концепции А. Арно и П. Николя, развиваемой ими в “Логике или искусстве мыслить” [“ La logique , ou l ’ art de penser ” – Paris , 1662], является (как и для других авторов рассматриваемой эпохи) анализ соотношения языка и мышления, знаковой природы языка. Мысль, как утверждают Арно и Николь, не есть функция, но сущность. Идея существует дословесно. Такова первая (психоинтеллектуальная) фаза того целого, что составляет в грамматике Пор- Рояля язык и мышление. Вторая фаза – логическая. Это самосознание логоса, т.е. распределение первично-целостной идеи на концепты, суждения, умозаключения. В грамматике Пор- Рояля этой фазе соответствует “искусство мыслить”, или логика. Третьей (словесной, или знаковой) фазой является “искусство излагать”, или грамматика, использующая язык в универсальном смысле как инструмент коммуникации. Выделяются “три типа слов”, служащих выполнению основных логических операций: 1) глагол (главенствующая в грамматике Пор-Рояля категория), осуществляющий связь в предложении, 2) имя, обозначающее вещь, и 3) местоимение, заменяющее имя. Знаки подразделяются согласно античной традиции на “знаки, соединённые с вещью” (или естественные знаки), и “знаки, отделённые от вещи” (или искусственно мыслимые знаки) ( A . Robinet ,1978, c .100-101). Представители Королевской военной школы Н.Бозе и С. Дю Марсе строили свою концепцию в оппозиции к Арно и

www.arxiv.uz Николю. Так, у них нет места теологии, характерной для авторов Пор-Рояля, “дословный этап воплощения идеи” понимается как “абстрактная”, “простая”, “нерасчленённая” мысль. Находясь под сильным влиянием философии Локка, Бозе и дю Марсе, тем не менее сохраняют, в целом, общую концепцию соотношения языка и мышления, развитую учеными Пор-Рояля. В качестве нового постулирования «науки о человеке» грамматика начинает интерпретироваться не как искусство, а как наука, развиваясь далее не только как универсальный метод, но и детализируясь. Разрабатываются отдельные ее проблемы: соотношение слов в предложении, значение тропов, предлогов, глагольных времен и др. Скажем, глагол, трактуемый в грамматике Пор- Рояля как «утверждение идеи», определяется теперь как часть речи, обозначающая действие. Процесс воздействия рационалистического мировоззрения на лингвистический универсализм протекал везде по-разному, что было обусловлено региональной спецификой истории развития того или иного языка. Так, Стефано Дженсини ( S . Gensini , 1980) на материале исторического периода в 25 веков выявил следующие особенности формирования итальянского языка: 1) Тесное взаимодействие долатинского субстрата, латинского суперстрата и греческого адстрата, оставивших заметный след в итальянском языке. 2) Основой для образования позднейших диалектных различий (сохраняющихся до наших дней) послужила сложная этническая структура населения древней Италии.

www.arxiv.uz 3) Латинский язык не был единым образованием, о чем свидетельствует достаточно сложная социолингвистическая ситуация в Риме: латинский язык Рима (патриции, интеллигенция, плебеи); стандартный язык в официальном употреблении, в неофициальном употреблении, разговорная речь; сферы общеупотребительной, технической и специальной лексики. 4) Вульгарная (т.е. народная, разговорная) латынь не представляла собой единой системы. Поэтому неприемлема гипотеза о существовании общей дороманской фазы латыни. Допускаются отдельные изменения, которые претерпела классическая латынь и которые повлияли на возникающие романские языки. 5) Период Средневековья характеризуется диглоссией при различной роли народной латыни, ведущей к диалектному многообразию в регионах. Здесь релевантен соответствующий политический момент в истории языка: для рождения нового языка необходимо, чтобы говорящие на нем осознали его отличие от того языка, на котором говорили древние римляне. 6) Сравнительно позднее использование народной латыни в официальных документах Италии объясняется не столько устойчивостью латинской традиции в Италии, сколько особенностями ее истории, раздробленностью страны и отсутствием сильных государств. 7) Решающее значение в судьбе итальянского языка имеет XIII век, когда происходят крупнейшие социально- экономические преобразования итальянского общества, оказавшие глубокое влияние на коммуникацию, на характер письменной и устной речи в Италии. Переломным считается

www.arxiv.uz начало использования народной латыни в поэзии, что означало два новых момента: а) необходимость изучать соотношение письменной и устной разновидностей собственного диалекта и фиксировать в письменном употреблении определенные формы; б) потребность художественно обрабатывать языковой материал, отбирая лексику, уточняя синтаксис и морфологию. В целом, для этого периода развития романистики характерно стремление примирить два аспекта языковой реальности: универсальные, общие для языков понятия классифицировались с общими понятиями практической грамматики (и даже с такими, которые были присущи только системам отдельных романских языков) ( J . C . McKay , 1979, c . 10-12). В период между эпохой Просвещения и эпохой Романтизма возникает историзм. Поворотом от универсализма к партикуляризму считается публикация работ Ж.Вико (1725,1729 и т.д.). Это уже новое представление об истории языкового развития как повторении определённых циклов в развитии культуры народа с сохранением универсальных черт. Впервые в этот период предлагалось строить лингвистическую науку на общегуманитарных принципах, а не на принципах, разработанных для математики и других естественных наук. Основой избирается тезис Аристотеля о том, что все люди различны от рождения, поэтому и языки у них различные. Каждый язык должен исследоваться особо. Также высказывается и Ж. – Ж. Руссо в “Очерках о происхождении языка” (1761).

www.arxiv.uz Язык индивидуален еще и потому, что ему присуща социальная обусловленность: лишь различные уникальные для данного общества факторы формируют его через узус ( H . Cl . Gr é goire , E . Schang , 1998, c . 6). Из описания отдельных языков и стремления к историчности 1) возникло сравнительно-историческое языкознание, 2) достигло своего расцвета изучение санскрита. Эти процессы повлекли за собой не только становление индоевропеистики, но и формирование романистики как мощного лингвистического направления. Многое здесь было проще, ибо родство являлось очевидным и общий предок изучен сполна. Период с 1770 г. по 1820 г. характеризуется в Европе созданием крупных университетских центров. В языкознании ведущее место принадлежит парижской школе, которая привлекала филологов из других стран. Следует заметить, что положение латыни как исторической основы романских языков (как языка- источника) отличалось от положения санскрита: латынь была явлением не реликтовым, а повседневным, ее лексика составляла основу словарного состава новых романских языков. Кстати, это в известной мере тормозило развитие романского языкознания. Так, устойчиво бытовало представление о том, что новые романские языки возникли из разрушения латыни под воздействием “варварских” языков. В целом, анализ исторического развития систем отдельных романских языков позволил говорить о наличии общих тенденций их развития как ответвлений одного корня. Это обусловливается общими законами поступательного

www.arxiv.uz исторического развития единой исходной языковой системы. И как результат подобных наблюдений на рубеже XIX - XX вв. стала активно формироваться третья стадия универсализма, которая во многом определила и современное состояние романистики. Наблюдения последних лет в этой области позволяют сделать ряд обобщений по данной теоретически значимой проблематике ( W . Raible , 1989). Разработаны предпосылки для представления романской истории языка. Считается необходимым в корне изменить подход к изучению диахронической и диатопической (регионально маркированной) вариативности языка. Для этого следует сосредоточить усилия на поиске причин изменения внутри системы языка, в самой специфике её коммуникативного использования. Такой подход позволит построить достоверную теорию языкового изменения, основывающуюся на результатах анализа конкретного языкового материала, а не гипотетического субстрата/суперстрата. За счёт изучения языковой коммуникации можно показать весь ход изменения от латыни до современных романских диалектов. В результате процессов изменения образуется континуум вариантов, который лишь благодаря генетически запрограммированному стремлению человека всё членить на дискретные образования, разбивается лингвистами на этапы и подвиды (языки, диалекты, говоры, или древне- средне - современный и т.д.). На самом же деле имеется континуум из взаимно переходящих феноменов (за счёт системы отношений и функциональных зависимостей между их отдельными проявлениями).

www.arxiv.uz Языковая типология изучается в романистике в соответствии с универсалиями. Под термином понимается накопление индуктивного опыта, на основе которого в различных вариантах выявляется свойственная им доля инвариантности, например, способность вступать в определённые отношения или образовывать определённый континуум. Изучение универсалий понимается как процесс дедуктивного продвижения вперёд на основе представлений об универсальных понятиях, являющихся основанием для сравнения. Исходя из этих определений считается возможным строить романистику как сопоставительную науку о романских языках, в рамках которой материал для сравнения извлекается за счёт индуктивного типологического исследования и использования дедуктивного метода теории универсалий, основывающегося на сравнении всякой данности с образцом (основанием для сравнения). Таким образом, удаётся совместить типологию, передающую типические черты одного языка, теорию универсалий, характеризующую свойства, выходящие за рамки одного языка, и романистику, нацеленную на адекватное описание систем большого числа родственных языков. Использование данного подхода, тем не менее, не означает, что всё сделанное в области романистики ранее устарело: большой объём данных, накопленных романистами (в особенности представителями сравнительно- исторического направления в романистике) может стать основой для современных исследований в области

www.arxiv.uz романского языкознания. Проблематика здесь весьма многообразна и обширна. Так, в коллективной монографии под редакцией W . Raible (1989) задаются вопросом: Что романского во французском que ? Для анализа функций данного элемента сопоставляются два варианта (румынский и французский) религиозного текста. Оказалось, что при этом в одном варианте (румынском) французскому элементу семантически и грамматически соответствует несколько элементов, в то время как с теми же функциями во французском варианте элемент справляется один за счёт своей полифункциональности. Имея общего предка, две системы языков развивались по-разному и в разных условиях, что и дало такой результат. В то же время между этими языками не может не наблюдаться и сходство, относимое за счёт родства: рассматриваемый элемент является субординатором, т.е. компонентом, который позволяет обеспечить встроенность одной пропозиции в другую. И в том и в другом языке субординатор стоит в начале подчинённой пропозиции. Объяснить же использование различных элементов для выполнения одной и той же задачи можно на основе типологического подхода: различие возникло из-за возможности применить различные механизмы подчинения пропозиций. То общее, что даёт полное соответствие, существует за счёт унаследования обоими языками латинского quod “который”, “что”. В румынском языке техника выражения подчинения не такая как во французском, субординатор сă используется в предложениях с изъявительным наклонением, а другой s ă в предложениях с

www.arxiv.uz сослагательным, поэтому субординатор здесь избавлен от необходимости выражать также и наклонение. Так вычленяется один из признаков, который может служить основой для типологического разграничения двух языков. Соответственно для интерпретации типологии румынской глагольной морфологии осуществляется анализ возможности привнесения положений типологии в естественно-морфологические исследования ( W . Raible ,1989). Для этого реально существующая глагольная система румынского языка рассматривается так, как если бы она была идеальной системой, удовлетворяющей всем требованиям естественной морфологии, позволяющей кодировать феномены за счёт фиксирования наличия или отсутствия тех или иных существенных признаков. Однако реальность демонстрирует невозможность выявления идеальной системы: там, где языку необходимо самое большее шесть граммем для передачи существенной грамматической информации, в системе живого языка имеется от шестнадцати до тридцати четырёх граммем. Имеются формы с корневыми изменениями, глаголы, относящиеся к разным типам спряжения и т.д. Из анализа становится ясно, что анализ с позиций естественной морфологии не может быть использован для выявления универсальных и типологических черт системы румынского языка. Такой же интерес представляет изучение использования местоимений третьего лица в романских языках с типологической точки зрения ( W . Raible ,1989). Здесь определяется тип как своего рода отношение, которое существует между выражаемым и выражающим. Романские

www.arxiv.uz языки как тип могут характеризоваться через специфическую форму иконичности. При этом тот компонент выражаемого, который носит относительный характер, будет таковым и в рамках языковой системы и наоборот. Это показательно, например, для сравнительной степени прилагательного, где относительность обозначается посредством аналитической формы кода. Превосходная степень, напротив, не выражает относительности и фиксируется за счёт синтетического кодирования. Таким образом, сравнительная степень реализует свою относительную семантику синтагматически, а превосходная степень парадигматически. Реализация такого принципа наблюдается при сопоставлении вульгарной и классической латыни и признаётся типологической особенностью романских языков. Взаимозависимость между развитием потребностей обозначения и появлением средств для этого прослеживается на материале местоимений третьего лица, которые начинают шире использоваться с определёнными грамматическими функциями в зависимости от того, как наступают различные фазы развития языковой системы и сопутствующее изменениям формирование потребностей прагматики текста ( J . Moeschler , 1998, c .14). Процесс уменьшения значимости того или иного элемента языковой системы, за которым следует его усиление за счёт контактов с другим элементом с последующим их слиянием в единое целое, анализируется на примерах грамматикализации клитических элементов в каталанском языке. Подобно другим романским языкам, каталанский имеет два ряда местоимений: самостоятельные и

www.arxiv.uz клитические. Энклитические реализуются, как правило, в сочетании с инфинитивом или глаголом в форме повелительного наклонения, проклитические используются с личными формами глагола. Грамматикализация местоимений является одним из наиболее типичных каналов видоизменения глагольной системы языка или образования новых глагольных форм. В ходе утраты местоимениями самостоятельности изменяются и синтагматические и парадигматические параметры. В парадигматическом плане происходит увеличение компактности проявлений единицы, уменьшение числа её возможных форм пропорционально утрате её семантического веса. Это не может не отражаться на синтагматике. Синтагматическая ценность местоимения намного выше, если оно может самостоятельно заменить в предложении существительное, и относительно невелика, если существительному приходится реализовываться в предложении самому несмотря на то, что в нём уже есть местоимение. Сужается также и число элементов, которые могут стоять в сочетании с глаголом и клитическим элементом. Потеря местоимением вариативности в сочетаемости накладывает ограничения и на его место в предложении (клитические только до или после глагола). В романистике наших дней утверждается недопустимость недифференцированного отказа от традиционных лингвистических понятий при типологическом описании романских языков. Так, прослеживая историю употребления пары понятий аналитический / синтетический , делается вывод, что переход к дихотомии

www.arxiv.uz предетерминированный / постдетерминированный не может обеспечить адекватной замены, ибо если новое разграничение кладёт в основу направленность детерминации, то традиционное позволяло судить о степени синтетичности языка. Более того, утверждается: бóльшую пользу типологическим исследованиям романских языков могло бы принести создание своего рода перекрёстной классификации, учитывающей обе дихотомии. Для этого следует лишь несколько уточнить отношение к категориям аналитический / синтетический с позиций современной лингвистической теории: аналитичность / синтетичность не только не противопоставлены друг другу, но и не отграничены друг от друга. Их следует рассматривать как две точки одной шкалы, на которой плавно осуществляется переход от одного полюса к другому. Это позволило бы сочетать скалярные преимущества традиционных категорий со способностью категорий пре/ постдетерминации давать информацию о комбинаторном потенциале единиц языковой системы. Для демонстрации индивидуальной манеры романистов- типологов обратимся к ряду исследований, проведённых на материале разных языков. Х.Геккелер в работе “ Zur Typologie des Italienschen : ( Im Anschluss an V . Skali č ka )” [“К типологии итальянского языка (в русле идей В.Скалички)”] ( H . Geckeler , 1989, c .75-83) поставил себе целью дать типологическое описание итальянского литературного языка на основе теории, разработанной Вл. Скаличкой, согласно которой выделяются пять языковых типов: флективный, агглютинативный, изо ли рующ и й,

www.arxiv.uz полисинтетический и интрофлексивный. Ни один язык мира не является реализацией только одного типа; в каждом языке представлены несколько типов, причём один из них является доминирующим. Задачей типолога является установление процентного соотношения различных типологических черт в одном языке. Х.Геккелер считает, что установление процентных соотношений - трудновыполнимая задача и предпочитает говорить о “соответствующей доле” каждого типа. Типологические признаки относятся к сфере морфологии, синтаксиса, словообразования и комбинаторной фонетики; последняя играет подчинённую роль, поэтому в данном исследовании не учитывается. По мнению Вл.Скалички, итальянский язык развивается в направлении смягчённого флективного типа, поскольку в нём появляются признаки изолирующего и агглютинативного типа. Х.Геккелер решил проверить это положение на конкретных фактах и определить долю каждого из идеальных языковых типов в грамматической системе итальянского языка. В итоге даётся подробный перечень фактов, относящихся к каждому из языковых типов. 1. Флективному типу соответствуют следующие факты итальянской грамматики:  структура слова (корень + окончание);  чёткое разграничение частей речи;  развит а я глагольная флексия;  омонимия и синонимия грамматических окончаний;  хорошо выраженное грамматическое согласование;

www.arxiv.uz  чётко обозначенная синтаксическая структура, обилие придаточных (эти признаки характерны и для изолирующего типа);  наличие флексии в системе словообразования. Однако отсутствуют следующие признаки флективного строя:  именное склонение;  наличие у имён среднего рода;  синтетические степени сравнения прилагательных и наречий;  свободный порядок слов. Глагольная система представлена не только синтетическими, но и перифрастическими формами. 2. Для изолирующего типа характерны следующие факты итальянской грамматики:  употребление “формальных” слов вместо окончания;  перифрастические формы глагола;  аспектуальные глагольные перифразы;  существование артиклей как отдельных слов;  неизменяемость количественных числительных;  относительная устойчивость порядка слов. Отсутствуют следующие характерные признаки изолирующего типа:  слабое различение частей речи и стремление к конверсии;  тенденция к одноморфемным словам;  неизменяемость имени;  отсутствие рода;  неразличение прилагательных и наречий;  обязательность субъектных личных местоимений;

www.arxiv.uz  слабо выраженное согласование;  ограниченная суффиксальная деривация и словосложение. 3. К агглютинативному типу относятся такие признаки, как наличие аффиксальной деривации и глагольных энклитик. 4. К полисинтетическому типу относится словосложение. 5. К интрофлексивному типу можно отнести спорадические явления внутренней флексии, характерные для неправильных глаголов. Х.Геккелер делает вывод, что в итальянском языке сильнее всего выражены два типа: флективный и изолирующий, что свидетельствует о консервативном характере итальянского языка. Согласно исследованиям Х.Геккелера, проведённым по методике Вл.Скалички, испанский язык в типологическом отношении сходен с итальянским, в то время как французский язык гораздо больше приближается к изолирующему типу. В работе К.-Х.Кернера “ Der Agensausdruck beim Reflexivpassiv im Spanischen aus Syntaxty Pologischer Perspective ” [“Выражение агенса в возвратном пассиве испанского языка с точки зрения синтаксической типологии”] ( K .- H . Korner ,1989, c . 149-163) приводятся данные пассивной конструкции испанского языка с местоимённым глаголом типа Estas obras se venden por todos los libreros (“Эти книги продаются всеми книгопродавцами”) в связи с наличием или отсутствием агенса, выраженного именной группой с предлогом por или con . Отмечается, что в “европейском языковом союзе”, синтаксический тип которого представлен прежде всего в английском, французском и

www.arxiv.uz слабее в немецком, так называемая возвратная конструкция распространена мало; ещё меньше употребляется она в функции пассива. Напротив, в испанском, принадлежащем к другому синтаксическому типу, она чрезвычайно употребительна. Однако по поводу грамматичности предложений с этой конструкцией (особенно в случае эксплицитно выраженного агенса) до сих пор ведутся споры. В связи с этим типолог рассматривает различные точки зрения на происхождение возвратного пассива и на возможность выражения при нём агенса. Широко распространено мнение, согласно которому высказывания типа Se ha confirmado la sentencia por el tribunal (“Приговор был утверждён судом”) первоначально планируются говорящим как безличные (“Приговор был утверждён”), а затем добавляется указание на автора действия (ср., англ. afterthought “запоздалая мысль”). Однако такие примеры, как Las pir á mides se edifucaron por los esclavos (“Пирамиды были построены рабами”) являются доказательством того, что указание на агенс с самого начала входит в структуру предложения, ибо является его ремой. К.-Х.Кернер утверждает, что употребление возвратных (или местоимённых) глаголов представляет собой в испанском и других романских языках (но не французском) некий континуум от рефлексивности до пассивности. В языках же “европейского языкового союза” эти глаголы очень редко имеют пассивное значение. Ср. примеры: Juan se afeita sin mirarse al espejo (“Хуан бреется, не глядя в зеркало”); Juan se afeita desde hace dos meses (“Хуан бреется уже два месяца”); Juan se afeita en la barbe ń а (“Хуан бреется в парикмахерской”); они свидетельствуют о

www.arxiv.uz постепенном переходе от рефлексивности к пассивности. В последнем примере мы уже близки к выражению агенса действия, хотя здесь нет предлога por и имени действующего лица ( el barbero “парикмахер”). Ср. также примеры местоимённых конструкций с обстоятельством места с предлогами en и desde , которые можно косвенно трактовать как агенс действия: La lectura que se hace desde la Moncloa es simple (“Толкование, которое даётся во дворце Монклоа, простое”) (Монклоа – резиденция испанского правительства, т.е. имеется в виду толкование, данное правительством). Подобные и другие примеры заставляют сделать типологически важный вывод о том, что в испанском языке (в отличие от английского, французского или немецкого) категория агенса (и вообще пассива) не выделяется чётко на синтаксической основе; в этом языке так же и категория субъекта (в том числе и в активном предложении) не имеет однозначных синтаксических признаков. Особенно наглядно существование континуума доказывается примерами с предлогом con , который неоднозначно трактуется как показатель агенса или орудие действия: La ventana se cerr ó con el viento (букв. “Окно закрылось ветром, от ветра”). Отсюда следует, что семантика предлогов имеет большое значение для синтаксической типологии. Предметом исследования М.Метцелтина “ Zur Typologie der Romanischen Splats ä tze ” [“К типологии расщеплённых предложений в романских языках”] ( M . Metzeltin ,1989, c . 191- 203) являются конструкции типа исп. Ha sido Juan quien lo ha hecho (“Именно Хуан сделал это”), посредством которых

www.arxiv.uz происходит помещение в фокус высказывания прежде всего подлежащего (а также и других членов предложения). М.Метцелтин поставил себе целью выяснить наличие этих конструкций в романских языках и диалектах, сравнить их и сделать общетипологические выводы. Материалом послужили грамматики румынского, итальянского, французского, франко-провансальского, окситанского, каталанского, испанского, португальского и ретороманского языков, а также конкретные исследования по этому вопросу. Приводится большое количество примеров по каждому языку и делаются следующие выводы, важные для типологии романских языков. Явление расщепления предложений для выделения его членов распространено не только во французском (как полагали раньше), но и во всех романских языках и диалектах, и представляет собой результат их конвергентного развития. В раннем итальянском и португальском расщеплённые предложения редки, а в румынском они не были известны до недавнего времени, поэтому нельзя в оз водить их к латинскому прототипу. В каждом из романских языков они развились самостоятельно, и конвергенция в этом отношении произошла недавно. Форма и употребление расщеплённых предложений чрезвычайно вариативны. Так , только во французском они вводятся указательным местоимением; французский и португальский тяготеют к устойчивой связи, а в итальянском и испанском она изменяется. Расщеплённые предложения занимают разное место в системе других выделительных конструкций, но статистических подсчётов пока не производилось.

www.arxiv.uz Во французском, итальянском и португальском расщеплённые предложения обнаруживают тенденцию к “окостенению”, в отличии от испанского. В работе Л.Ренци “ The Rumanian article as Balkanism ” [“Румынский артикль как балканизм”] ( L . Renzi ,1989, c . 217- 225) описываются типологические особенности румынского постпозитивного артикля, который имеется также в болгарском, македонском и албанском. Рассматривая вопрос о происхождении артикля, Л.Ренци критически оценивает гипотезу А.Граура, согласно которой этот артикль возник первоначально в группе “существительное + прилагательное” и относился к прилагательному: b ă iatul s ă rac (“бедный мальчик”) < [ b ă iat ] [ ILLUM s ă rac ]; затем эта конструкция якобы подверглась переосмыслению: [ b ă iat ILLUM ] [ s ă rac ]. Так можно объяснить случаи типа b ă oatul s ă rac или b ă iatul Mariei (“мальчик Марии”), но не s ă racul b ă iat или b ă iatul , где определение стоит перед существительным или вообще отсутствует. А.Ренци показывает, что постпозитивный артикль в северогерманских языках функционирует по-иному, нежели в румынском. Напротив, наблюдаются схождения в его употреблении в балканских языках, что свидетельствует в пользу существования балканского языкового союза. По мнению Л.Ренци, употребление постпозитивного артикля в румынском следует рассматривать как одно из проявлений действия закона Якоба Ваккернагеля ( Ja . Wackernagel ), согласно которому энклитика следует за первой не-клитикой в предложении. Типологически явление b ă iatul s ă rac , s ă racul b ă iat сходно с употреблением местоимённых клитик в сербско-хорватском: Ja ga vidim (“Я его вижу”), Vidim ga

www.arxiv.uz (“Вижу его”), Sada ga vidim (“Сейчас его вижу”). В скандинавских языках закон Ваккернагеля не действует. Э.Ругист в работе “ Variation actantielle de l ’ object et construction factiv en espanol . Un probl é me de typologie romane ” [“Вариативность объекта и фактивная конструкция в испанском языке: Проблема романской типологии”] ( E . Rougiest ,1989, c . 227-238) рассматривает употребление местоимённых клитик в конструкциях с фактитивными глаголами hacer , dejar и глаголами восприятия ver , oir в связи с проблемой различения в испанском языке прямого и косвенного дополнения. Среди романских языков испанский и румынский отличаются тем, что в них особым образом маркируется прямое дополнение, семантические признаки которого (одушевлённость, определённость, тематичность) придают ему потенциальную субъективность, противоречащую его синтаксической роли. В отличие от румынского в испанском прямое дополнение с указанными признаками маркируется предлогом а , т. е. так же как и косвенное дополнение. Э.Ругист утверждает, что не может быть речи об омонимии, возникшей благодаря случайностям исторического развития. Напротив, этот факт является проявлением глубинного структурного принципа, свойственного испанскому синтаксису. Косвенное дополнение занимает промежуточное положение между субъектом и прямым дополнением на шкале агентивности, поэтому для него характерны признаки одушевлённости и определённости и оно часто прономинализируется. Будучи тематичным оно более слабо связано с глаголом, чем прямое дополнение.

www.arxiv.uz В испанском языке в результате явления leismo , которое связано с употреблением предлога а перед прямым дополнением, прямое и косвенное дополнение могут вообще не различаться. На основании примеров из художественной литературы, Э.Ругист приходит к выводу, что в фактитивных конструкциях явлению leismo (т.е. замене прямообъектного lo косвеннообъектным le : Eso le hizo soltar la carcajada .- “Это заставило его рассмеяться”) оказывается предпочтение. Можно предположить: причиной является тот факт, что такой признак субъекта зависимого инфинитива, как агентивность (или потенциальная субъективность) заставляет рассматривать всякий подобный субъект как косвенное, а не прямое дополнение фактитивного глагола. Необходимо отметить, что в структуре каждого языка заложен определённый взгляд на мир его носителей, что находит свое отражение и в синтаксисе данного языка. Отсюда анализ специфических для языка синтаксических категорий может стать ценным источником сведений о способах мышления, характерных для данной языковой общности. Как правило, для сравнения в синтаксическом уровне подбирается некоторое количество разноязычных конструкций, которые отражают “этнофилософию”, заложенную в синтаксисе. Анализ определённого набора подобных конструкций позволяет дать ответ на вопрос, относящийся к “философии грамматики” – как разные народы видят, например, отношение между телом и его “владельцем”, между телесными и психическими переживаниями, иными словами – какие взгляды на проблему отношения “тело-лицо” отражены в синтаксисе разных

www.arxiv.uz языков? Это устанавливается посредством констатации того, что существуют некоторые ограничения на сочетаемость слов. Значения рассматриваемых синтаксических конструкций формулируются с помощью метаязыка, включающего простые и интуитивно понятые предложения естественного языка. Набор терминов предельно ограничен и стандартизован: он состоит из таких слов и выражений как “делать”, “происходить с”, “может рассматриваться как”, “тело”, “хорошо”, “плохо” и т.п. Такой метаязык позволяет составлять семантические репрезентации синтаксических конструкций. Так, французский язык располагает средствами для того, чтобы представить часть тела тремя разными способами: 1) как обычный объект; 2) как объект, тесно связанный с лицом; 3) как некий аспект самого лица. В последнем случае всё, что происходит с частью тела, может рассматриваться как происходящее с самим лицом. Причем неодушевлённый объект не может затрагиваться тем, что происходит с какой- либо его частью. Ср.: “ Pierre a lav é les murs de la maison ” (“Пьер вымыл стены дома”) при невозможности конструкции “ Pierre lui a lav é les murs (à la maison )” (“Пьер ему [дому] вымыл стены”). Далее привлекаются французские синтаксические конструкции с глаголом lever (“поднять”). Ср.: “ Pierre a lev é sa t ê te ” (“Пьер поднял [буквально “свою”] голову”) и т.п. По сравнению с глаголом laver здесь возможна конструкция с определённым глаголом, но без возвратной клитики. Подобное различие объяснимо дихотомией активной и пассивной ролей частей тела. Когда часть тела выполняет

www.arxiv.uz активную роль, действие может исходить только от владельца этого тела, поэтому отпадает необходимость различения внешнего и внутреннего агенса, выражаемого дативом или возвратной клитикой. Выполняя активную роль, часть тела на самом деле ничего не делает, с ней нечто происходит, и это вызвано не внешними причинами, а внутренними. Сравнение французских конструкций с соответствующими итальянскими и испанскими показывает, что в итальянском и испанском понятие прямого телесного действия шире и включает пассивные части тела. Ср .: франц . “Pierre pressait son (* le) nez contre la fenêtre” (“ Пьер прижал [ свой ] нос к окну ”) // исп . “Pedro está poniendo la nariz en contra de la ventana” (“ Педро прижал нос к окну ”) // итал . “Pietro sta schiacciando, il naso contro la finestra” (“ Пьетро прижал нос к окну ”). Вышеизложенное может быть расширено данными анализа конструкций, отражающих пространственную близость (ср. франц. “ Il lui court derriere ” – буквально “Он ей бежит за”), названия одежды (ср. итал. “ Pietro si tolse il capello ”) – “Пьетро снял себе шляпу”), с учетом характерных для отдельных языков семантических ограничений в употреблении подобных синтаксических построений. Сопоставление значений, грамматикализованных в разных языках, позволит установить корреляцию между лингвистическими и экстралингвистическими аспектами культуры и разработать в дальнейшем классификацию языков мира по когнитивным категориям, которые они отражают.

www.arxiv.uz В целом же, как очевидно из вышепроведенного исторического экскурса, панорама современной романской языковой ситуации характеризуется интенсивностью развития внутренних ресурсов каждого отдельно взятого языка, ощутимым присутствием в нем латинской праосновы, версификацией номинативных процессов, региональной спецификой и широкой открытостью к контактируемым языкам мира. При этом к настоящему времени особую результативность лингвистическая романистика достигла в изучении следующей проблематики: сущность языка как продукта мыслительной деятельности человека; знаковая природа языка; роль языка в жизни человека; язык как инструмент самовыражения индивида в трудовой и творческой деятельности.

O'xshashlar

Сравнительно-историческое языкознание

Языкознание-наука о языке

Логическое и психологическое языкознание

История лингвистических учений

Социологическое направление ( неограмматизм )